3

На панели грузового лифта не было Большой Красной Кнопки с надписью «Сверхсекретная подземная станция» – чтобы там очутиться, требовалось набрать хитрую комбинацию на других кнопках, в правильном порядке зажимая и отпуская по две или по три из них сразу. Поэтому трое бойцов, дежуривших на первом этаже рядом с лифтом, о существовании станции даже не подозревали, а потому не ждали оттуда беды. Подвал Дворца ещё вчера был обшарен людьми Комитета вдоль и поперёк, никаких подозрительных входов и выходов там не нашлось, кроме уже давным-давно замурованных, запечатанных и заваренных. Так что бойцы скучали. И когда лифт вдруг пришёл в движение, они немало удивились. Ещё больше они удивились, когда в разъехавшихся со скрежетом дверях возник вампир, держащий в обеих руках по стволу. Сзади него был кто-то ещё, но бойцы были слишком поглощены созерцанием направленного на них оружия.

— Так, — процедил нелюдь, отходя чуть в сторону. — Всем стоять бояться, падаль. Пришла беда — отворяй ворота! Отребье какое, вы посмотрите только! Даже за пушки не успели схватиться, да?.. Теперь слушайте внимательно. Слушайте, что вам вот этот вот достопочтенный пан будет говорить. Кто будет вякать и перебивать пана — башку разнесу. Диспозиция ясна? Давай, Самуил. Скажи им своё веское «ой-вэй».

Семён, глубоко вдохнув и выпятив живот, шагнул из-за широкой спины вампира. На лице паранормалика застыло драматическое выражение, сложная смесь тщательно отмеренных доз печали, тревоги и решимости. С таким лицом хорошо разоблачать с трибуны врагов народа, вредителей и прочих наймитов империализма.

— Господа! — воскликнул Брик. – Люди! Единокровные братья мои! Не нужно хвататься за оружие, ибо не на тех желаете вы направить его. Лицемерные политиканы, что собрались сейчас в этом здании, манипулируют вами, обманом и подлостью заставляют служить их мелким корыстным интересам, предавая тем самым будущее всего человечества! Я – не враг вам, – он примирительно поднял руки, демонстрируя пустые ладони, – и я не стану скрывать от вас горькую правду. Генрих фон Зонненменьш и горстка его прихвостней из пресловутого Комитета по делам нечеловеческих рас уверяют, будто они хотят мира и справедливости для всех – НО ЭТО ГРЯЗНАЯ ЛОЖЬ, ОТ ПЕРВОГО ДО ПОСЛЕДНЕГО СЛОВА!

Агатовые глаза Семёна загорелись мрачным огнём, с губ летели брызги слюны. И тени забавного еврейского говорка не осталось в речи паранормалика – он обличительно громыхал величавым басом разгневанного библейского пророка. Рослые охранники, прочно оплетённые невидимыми щупальцами, взирали на маленького толстяка словно бы снизу вверх, благоговейно внимая его инвективам.

— Прямо сейчас, за вашими спинами, в глубокой тайне они хладнокровно расчисляют, как бы подороже продать человечество в рабство нелюдям! – К ужасу Зарембы, Семён вышел из кабины лифта и, яростно жестикулируя, направился в обширный холл Дворца, прямиком в густую толпу журналистов всех сортов… а также полицейских и агентов службы безопасности. Омороченные бойцы послушно зашагали следом, образовав нечто вроде эскорта.

— Неужели, у нашего ребе всё-таки снесло кукушечку? — упавшим голосом пробормотал унтер, поспешая за свихнувшимся напарником и на ходу засовывая пистолет-пулемёт в отощавшую сумку. – И надо же, как неудачно — перед самым финишем. Нервы не выдержали. Эх, Соломоша, Соломоша…

— Очнитесь, братья и сёстры, очнитесь, говорю я вам, ибо завтра будет поздно! – гремел Семён. – Завтра все мы станем лишь двуногой едой для нелюдей – вот какую судьбу приуготовили нам Зонненменьш и его лакеи, сговорившиеся с тварями из преисподней! Завтра упыри будут утолять свой дьявольский голод нежной плотью дочерей ваших, и оборотни невозбранно превратят жён и мужей ваших в себе подобных!

Репортёры навострили уши, стеклянные глаза камер с любопытством уставились на сумасшедшего проповедника. К счастью для диверсантов, они не могли разглядеть, с какой пугающей скоростью холл Дворца оказался заткан радужной паутиной внушения. Полицейские в форме и штатском решительно устремились сквозь толпу к непонятно как пробравшемуся сюда горластому еврею, но один за другим запутались в невидимой сети и даже сами не заметили, как принялись жадно вслушиваться в слова паранормалика.

Бывший старший майор НКВД не жалел ментальных сил. Восторженное осознание собственного могущества вознесло его над мелкими уколами несовершенного телесного бытия. Пусть обильно идёт носом юшка, орошая рубашку и пиджак, и тянется изо рта вязкая нить розовой слюны, пусть перед глазами роятся во множестве серебристо-чёрные мушки и кровоточит раненая рука, пусть каждое сказанное слово отдаётся в затылке гулким раскатом боли и сердце норовит выскочить из груди – всё это сущий вздор и полнейшая ерунда. Две с половиной сотни человек дарят его обожающими взглядами, готовые по первому же приказу разорвать друг друга на части, пойти в рост на пулемёты, в огонь, на верную смерть, — свято веруя, что именно так и нужно, что никакого другого пути нет и быть не может. И, погибая, будут в последние свои мгновения воображать, будто они сами сделали такой выбор, словно они могут хоть что-то решать и вообще способны на нечто большее, чем просто дергаться марионетками на радужных нитях его воли. Людишки…

— Братья и сёстры! – вдохновенно вещал Семён. – Трижды спрашиваю я вас: хотите ли вы такого будущего для себя? Для близких своих? Для всего рода людского?

— Не-е-ет… — прокатилось по толпе единым вздохом.

— Хотите ли?!

— Не-ет!

— ХОТИТЕ?!!

— НЕТ!!! – для Зарембы осталось загадкой, как своды Дворца культуры и науки не рухнули от этакого рёва.

— ТАК ДАДИМ ЖЕ ОТПОР НЕГОДЯЯМ ИЗ КОМИТЕТА! – взвыл паранормалик, потрясая воздетыми кулаками. – Отстоим мир, который они обманом хотели отнять у нас, и восстановим справедливость, которую они цинично собирались попрать! Заставим двуличных мерзавцев заплатить за самое чудовищное предательство в истории человечества! Сметём их прислужников! Ибо сказано – каждому да воздастся по делам его!

Созревший нарыв всеобщего безумия лопнул. Часть людской массы с пронзительным воем и визгом устремилась к лестницам и лифтам, немедленно устроив кучу-малу – каждый хотел первым добраться до конференц-зала и вцепиться в глотку проклятым комитетчикам. Другая вопящая волна покатилась к дверям – расстреливать и побивать подручными средствами охранников на улице. Полицейские и агенты хватались за оружие, репортёрши пускали в ход наманикюренные когти, операторы размахивали штативами, будто дубинками…

Семён Брик в полнейшем восхищении созерцал сотворённый им первобытный хаос. Довольная улыбка растянула его толстые губы.

●

Внутреннее убранство представительского «мерседеса» фон Зонненменьша отличалось крайней аскетичностью – никаких тебе баров, телеприёмников или музыкальных проигрывателей, как в лимузине господина Колера. Да и сама машина была, конечно, добротная, но явно не последней модели. Вот разве что бронирована на зависть иному танку – стёкла и двери едва ли не толще, чем в «паккарде» самого товарища Сталина.

Отражение в зеркальной поверхности, отделявшей место водителя от пассажирского салона, привело Надежду в состояние, близкое к отчаянию. Стоило убивать полдня в Берне на наведение красоты ради того, чтобы предстать перед фон Зонненменьшем чучелком с укладкой в стиле «я упала с самосвала, тормозила головой», безнадёжно загубленным макияжем и в разъехавшейся по шву юбке, да к тому же без перчаток. Спасибо, хоть колготки в начале двадцать первого века заштопывались сами собой, а то получилось бы уже окончательное неприличие. Гостья из прошлого закусила губу: за этот её стыд и позор окаянному Брику тоже придётся ответить…

Впрочем, Генрих фон Зонненменьш тактично сделал вид, что никаких изъянов во внешности Надежды не замечает. А может быть, её растерзанный облик как нельзя лучше отвечал его представлениям о последних веяниях современной моды.

— Итак, моя дорогая? – обратился престарелый политик к рыжей пассажирке, едва его лимузин тронулся с места, сопровождаемый посольским «майбахом». Густаву не очень понравилась идея расстаться с Надеждой, но фон Зонненменьш только седой бровью повёл – и герр Шульц почёл за лучшее согласиться на поездку в компании Урса и Барбье, не рискуя дальше испытывать терпение экс-министра, с которого, пожалуй, сталось бы и отправить его из Варшавы обратно в Берн, причём пешком. – Извините за некоторую фамильярность, но, думаю, разница в возрасте позволяет мне обращаться к вам таким образом?

— Не такая уж у нас с вами и большая разница в возрасте, как может показаться, герр фон Зонненменьш, — не удержалась от улыбки Надежда. – Рискну предположить, что я старше вас всего-то лет на тридцать, не больше…

Если самообладание герра Колера наводило Шульца на мысль об айсбергах, дрейфующих в океане, то Генрих фон Зонненменьш невозмутимостью запросто мог поспорить с целой горной цепью.

— Госпожа Ефимовская, — осведомился он после короткой паузы, — Вы хорошо себя чувствуете?

И тогда Надежда рассказала… нет, не всё. О проекте «Новый человек», курируемом лично Сталиным, о вампирессе Оксане Зубченко и оборотне Анастасии Волковой она умолчала. Равно как и об экспериментах ЦК ВКП(б) с артефактами нелюдей. Зато Надежда кратко, но вразумительно выложила всё, что знала о Брике.

— Он даже не презирает людей, нет, — заключила она. – Просто… держит их за игрушки, которые легко можно сломать и выкинуть. В каком-то смысле в свои пятьдесят лет он всё ещё остаётся ребёнком – жестоким, безответственным, эгоистичным подростком… и, к сожалению, очень, очень одарённым.

Фон Зонненменьш молча переваривал информацию. Бесцветные глаза его затянулись мутной плёнкой, словно у старой хищной птицы.

Размышления старого политика прервало скользнувшее вниз зеркальное стекло и явившееся перед пассажирами озабоченное лицо водителя.

— Герр фон Зонненменьш, служба безопасности мэрии отыскала дубликаты старых планов эвакуации, — доложил он. – Боюсь, что…

— Не тяните! – проскрипел престарелый политик. Эрих торопливо сунул ему в руки электронный планшет.

— Дворец культуры и науки? – вздохнул фон Зонненменьш, пробежавшись по строкам на экране. – Всё совпадает… Кажется, нелюди задумали выдающуюся пакость. Мы почти на месте, Эрих, поторопитесь!

И вот тут сквозь бронированные стёкла лимузина Надежда ясно услышала сначала тугие хлопки пистолетных выстрелов, а потом и автоматные очереди. Одновременно ожил аппарат спецсвязи.

— Да! – Зонненменьш неожиданно ловко вцепился в трубку, опередив Эриха.

— Первый, я двенадцатый! Первый, я двенадцатый! – ясно раздался в салоне голос, то и дело захлёбывающийся в странном невнятном шуме.

— Я первый, слушаю вас, двенадцатый.

— Герр фон Зонненменьш, Дворец атакован! Тут все как с ума посходили!

— Двенадцатый, доложите обстановку спокойно, — поморщился старец.

— Первый, это просто натуральное помешательство! Я не могу понять, что происходит! Больше сотни человек без всякой причины атаковали внешнее оцепление, среди нападающих есть полицейские и сотрудники спецслужб! Мы вступили в перестрелку! Внутри тоже слышны выстрелы! Мои снайперы перебили друг друга, это что-то неверо…

Шум вдруг разом надвинулся, и стало понятно, что это – рёв и визг разъярённой до белого каления людской толпы. Голос в трубке захрипел и умолк. Снова, уже ближе, грянула заполошная стрельба.

— Что всё это, по-вашему, значит? – Фон Зонненменьш взглянул на Надежду.

— Это значит, что мы опоздали, — ответила та. – А вот Брик – нет.

●

Заремба, дико вращая головой, пытался сориентироваться в воцарившейся суматохе. Повсюду вокруг бегали люди, пахнущие злобой и гневом, кто-то в кого-то стрелял, кто-то выдавливал кому-то глаза, распростёршись вместе с жертвой прямо на полу… Казалось, запустив щупальца в души этих несчастных, Семён отпустил какую-то невидимую пружину, и теперь этот устрашающий механизм — толпу, жаждущую крови — было не остановить. Разве что только всех до единого перебив, но у вампира не было на это ни времени, ни желания.

«Кажется, наше дело сделано, — подумал он, мелкими шажками пятясь подальше от распалившегося партнёра, который где-то успел достать мегафон и теперь выкрикивал в него свои чудовищные лозунги. — Можно валить. Да. Можно валить, старики наверху определённо обречены.»

Старики наверху тем временем держали последний рубеж обороны, опрокинув тяжёлый дубовый стол и засев за него, как за баррикадой. Двое верных охранников, не попавших ещё под Самуилов морок, стояли впереди, в дверях, и исступленно расстреливали нападавших. В коридоре у лестницы уже высилась гора мёртвых тел, теперь служившая последним бруствером. Через него уже с трудом могли перелезть новые враги, число которых всё не убывало.

— Не могу поверить, — пробормотал один из солдат, снова и снова давя на спусковой крючок, — что это реально… что это происходит со мной…

— Это всего лишь игра, — прошептал его напарник, глотая холодный пот, ручьями стекавший со лба. — Компьютерная игра, только лишь. Вот выберемся отсюда и всё-всё забудем…

Автомат предательски клацнул.

— Не выберемся. У меня кончились.

— А у меня осталось два.

— Идиоты! Предатели! — иступленно проревел кто-то из министров, когда два выстрела прогремели в дверях и на короткие две с половиной секунды в зале воцарилась мёртвая тишина. А затем крики врагов грянули вновь…

●

…Толпа медленно растекалась по улицам, и Заремба, смешавшись с ней, бежал без оглядки что было духу. Бежал и от этого толстого демона в людском обличье, и от его трижды тридцать раз проклятой бомбы, и от безумия, мутными волнами выплёскивавшегося из Дворца. Казалось, он ощущал волны безумия физически — крови и боли было столько, что даже для искусственого людоеда вроде него её было слишком, слишком много!

«Пусть там играется, — шипел он себе под нос. — Хочется посмотреть на салют из первого ряда — отлично. Хорошо бы, чтоб он там так и остался. Мы все греха не оберёмся, если эта тварь живой вернётся в Энск…»

Вдруг он остановился, напоровшись будто бы на невидимую стену. Он почувствовал запах… Запах огня и серы, так хорошо знакомый ему по прошлой, ещё так остро помнящейся встрече. Гроза советских паранормаликов-бомбистов была где-то рядом. Совсем рядом. Выхватив пистолет и воровато оглядевшись по сторонам, вампир юркнул в ближайший проулок.

«А она ведь может всё испортить…» — он аж губу закусил от досады. Перед его мысленным взором встала фигура разгневанного вице-майора Джулиано, внушавшая стократ больше жути, чем демонический псайкер-чекист. Рано, ох рано унтер собрался дезертировать…

●

На то, чтобы принять решение, у Зонненменьша ушло немногим более секунды.

— Разворачивай, Эрих.

— Но сэр, там же…

— Я сказал, разворачивай, — ледяным тоном проскрежетал председатель. Поймав в зеркале неодобрительный взгляд подчинённого, он лишь отмахнулся. — Бога ради, Эрих! Ты что думаешь, я полезу туда, в это пекло, ради горстки иностранных выскочек? Чёрта с два. По крайней мере, мы теперь знаем, где этот Брик засел. Сейчас же звоните местным воякам, пусть пригонят туда пару бригад. А вы, госпожа, оказались правы, — он со значением взглянул на сосредоточенно примолкшую Надежду. — Не беспокойтесь, мы вашего телепата мигом…

Машина резко развернулась и понеслась прочь. Сзади, в конце улицы, уже можно было различить группу людей, движущуюся прочь от Дворца. Их лица, казалось, даже не были больше человеческими — настолько лютой, первобытной ненавистью светились они. Зонненменьш поёжился — ему стало неуютно. Всё шло коту под хвост. Заседание сорвано. Члены Комитета, скорей всего, мертвы или вот-вот погибнут, а опасный нелюдь легко уйдёт безнаказанным. Как долго будут добираться сюда войска? Десять минут, двадцать?.. Такой большой район уже не оцепишь.

— Сэр, звонок, — Эрих невозмутимо передал председателю трубку.

— Вздор. Что ещё?

— Герр министр, — в трубке зашелестел голос, незнакомый старому политику. Однако, случайно кинув взгляд на мчащийся вровень с его машиной дипломатический «майбах», он увидел мобильник в руках… как же там звали этого паренька, прибывшего с Надеждой и посольскими… Штольц, Шварц?..

— Герр министр, остановите машину, — почти приказным тоном выпалил Густав. — Мне кажется… кажется, я чувствую его. Высадите нас с фройляйн Ефимовской и езжайте отсюда куда подальше. Мы найдём и обезвредим его сами. Он ещё не успел уйти далеко. Прошу вас…

«Паноптикум…» — Зонненменьш не смог сдержать раздражённого вздоха.

— Эрих, тормози. Наши тылы любезно согласились прикрыть.

●

Помешавшаяся от наведённой кровожадности, растрёпанная, орущая толпа подхватила своего обожаемого предводителя и вынесла на ступени Дворца, где уже кипело побоище не хуже, чем в вестибюле. Полицейские и солдаты из внешнего оцепления отступали под напором людской массы – одни в явной растерянности неловко пытались отбиваться от обезумевших гражданских и собственных спятивших коллег прикладами, другие уже плюнули на всё и огрызались короткими автоматными очередями.

— Видите? Вы это видите?! – зловещим филином загукал Брик в угодливо поднесённый кем-то из охранников мегафон. – Прихвостни фон Зонненменьша устрашились нашего гнева! Им не остановить нас! Вперёд, только вперёд, братья и сёстры!! УБИВАЙТЕ ПРЕДАТЕЛЕЙ РОДА ЛЮДСКОГО!!!

Ответом ему стал уже совершенно не человеческий вой сотни глоток. Заслон оказался смят буквально в минуту – полицейских расстреливали в упор, лупили по головам вывернутыми из мостовой булыжниками, грызли зубами, топтали и рвали на части. Взгляд Брика услужливо выхватывал из развернувшейся перед ним панорамы безумия наиболее живописные сцены. Вот юная блондиночка-репортерша в очень милом клетчатом жакете и юбочке из букле с маниакальной улыбкой на кукольном личике всаживает острый каблук лаковой туфельки в глазницу поверженного офицера. Вот полицейский с раздробленными ногами в предсмертном ужасе пытается уползти от протянутых к нему скрюченных, окровавленных пальцев с сорванными ногтями, раз за разом бессмысленно нажимая на спуск автомата, магазин которого давно уже опустел. Вот дюжий телеоператор, получив в грудь несколько пуль, всё же успевает раскроить солдату голову своей видеокамерой, так что кровавые сгустки, мозги и костяные осколки разлетаются во все стороны весёлым фейерверком…

Поддерживать морок становилось, между тем, всё труднее. Раскинувшаяся над Дворцом невидимая паутина внушения высосала из экстрасенса слишком много сил, нити её начали рваться. То один, то другой околдованный Семёновыми речами вдруг замирал на мгновение, а потом начинал недоумённо вертеть головой по сторонам, тщетно пытаясь понять, к чему бы это у него в руках полицейский автомат с перемазанным липкой кровью прикладом.

Перед глазами у бывшего энкаведешника уже основательно плыло, а отдававшийся в ушах грохот сердца заглушал выстрелы и рёв толпы.

— Если ви меня таки спросите, господин Заремба, — пробормотал Семён, — так я вам скажу, шо пора уже говорить этим шлемазлам «до свидания», а то они, пожалуй, немножечко огорчат старого Самуила до смерти…

Унтер-офицер не отозвался. Более того, Семён неожиданно для себя обнаружил полное отсутствие вампира в пределах досягаемости.

— Сбежал, клыкастый поц, — вздохнул Брик. – Ой-вей, вот и верь после такого этим вашим нелюдям…

Осторожно, чтобы не споткнуться о распластанные тела, Семён спустился по ступеням. Жертвы внушения провожали его пустыми, бессмысленными, ничего не выражающими взглядами. Теперь, когда морок начал рассеиваться, он стал для них просто маленьким толстым евреем, ничего общего не имеющим с тем гениальным вождём, чьим речам они так жадно внимали, по чьему слову шли убивать себе подобных, — и надо сказать, что паранормалика это устраивало как нельзя больше. Всё, чего он сейчас хотел, – оказаться по возможности дальше от варшавского Дворца культуры и науки, а по возможности, и от самой Варшавы, в тот миг, когда взорвётся бомба.

Далеко уйти ему, впрочем, не удалось. Вытянувшаяся из ближайшего подъезда рука сгребла утратившего бдительность паранормалика за шиворот, и он внезапно оказался лицом к лицу с Зарембой.

— Ты куда прёшь, Соломоша? – прошипел вампир. – Там твоя подружка подъехала, сейчас из тебя шашлык-машлык делать будет! Поджаришься в лучшем виде, недохолокостированный ты наш!..

●

— Экономьте патроны, коллега, – бросил сэр Самуэль Джонс российскому министру Щелкалову – пожилому, но по-молодецки румяному и полному сил толстяку, всадившему одну за одной три пули из наградного позолоченного ПММ в очередного безумца, лезущего через нагромождение трупов.

— Жену свою поучи щи варить! – азартно ответствовал русский, точным выстрелом срезав кудрявую брюнетку, которая вцепилась акриловыми когтями в лицо его телохранителю, бьющемуся с торшером в руках у импровизированной баррикады.

Дело отчётливо пахло керосином. Внешняя охрана была перебита до последнего человека. Телохранитель сэра Самуэля поскользнулся в луже крови, натёкшей из распоротого живота министра Перейры, и моментально оказался разорван напирающими безумцами. Уцелевшие члены Комитета излучали решимость обменять своё существование на жизни необъяснимо свихнувшихся посетителей Дворца по самому выгодному курсу.

— Кажется, тут нам и конец, — заключила высохшая, как вобла, министр Василевская, когда её изящный «глок» отреагировал на очередное нажатие курка безнадежным щелчком.

— А не спеши ты нас хорони-ить! – затянул Щелкалов противнейшим блеющим козлетоном, выцеливая очередную жертву на фоне кучи трупов. – А у нас ещё здесь дела-а! У нас дома детей мал-мала, — выстрел треснул отчётливо и резко, будто через колено сломали толстую сухую палку, — да и просто хотелось пожи-ить!..

— Стойте! Стойте! – завопил вдруг спрятавшийся за перевёрнутым кожаным креслом финский министр Цуккинен, размахивая руками. – Не стреляйте! Глядите!

Перелезшие через страшную баррикаду люди, которые только что наперебой рвались вцепиться в глотки членам Комитета, как-то разом замерли, словно по неслышимой команде, и растерянно захлопали глазами, утратив всякую агрессивность.

— Ниточки рвутся, — со знанием дела проговорил доктор Кроуд, бесстрастно обозревая со своего экрана зал, больше напоминающий поле битвы. – Вам повезло, господа. Их властелин слабеет, кем бы он ни был.

●

«Ну всё, — сокрушённо подумал вампир, глянув по сторонам. — Кончилась у жирного мана.»

Одного беглого взгляда хватило, чтобы понять — скоро всё кончится. Чёрные волны безумия, расходящиеся от Брика, словно круги по воде, мало-помалу стихали. Конечно же, Заремба этих волн не видел, но ощущал разлитую вокруг жажду крови. Все эти люди, пришедшие сюда на запах сенсации, теперь были почти неотличимы от нелюдей, которых так стремился уничтожить Комитет. И пока что с уничтожением этих новых нелюдей старики наверху справлялись отлично. Во всяком случае, судя по доносящимся оттуда выстрелам и глухому стуку падающих тел.

Но выстрелы смолкли, причём явно не из-за нехватки патронов. Медленно и неумолимо над улицей разливалась тягучая тишина.

— Что… что со мной было? — прошептал молодой парнишка, поднимаясь с асфальта на ватных ногах. Его футболка была вся забрызгана кровью, а в руках вибрировал противоударный iPhone, к которому прилипли чьи-то чёрные волосы. Бывший обладатель волос валялся тут же, неподалёку, с раскроенным вдребезги черепом, и трое солдат оцепления замерли над ним с занесёнными штык-ножами. Их тоже отпустило наваждение, и теперь они в шоке озирались по сторонам, боясь даже пошевелиться.

— Господа, сохраняйте спокойствие! — где-то вдалеке, за толпой, кто-то завладел мегафоном. Призыв этот был, впрочем, бессмыслен — спокойствие хранили абсолютно все. Топчась среди мёртвых тел, оскальзываясь на лужах крови, люди пытались переварить случившееся и вспомнить, как, с какого момента в них возникло желание убивать. Они тупо вглядывались в лица друг друга, ища в них ответ — кажется, это началось с какого-то странного человечка… Человечка в чёрном. Человечка, который что-то им сказал. Вот только что? И где же он?..

— Валить отсюда надо немедленно, — прошипел унтер, дёрнув псайкера за рукав. — Сейчас эти бараны очухаются и попросят тебя пояснить за базар. А если подоспеет твоя… горячая обожательница, ты и этого сделать не успеешь. Пошли, у нас полчаса осталось, если не меньше.

Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания — это было проще, чем думал вампир поначалу — они быстро прошли к автостоянке. Там, едва не роняя ключи из трясущихся рук, молодой человек в окровавленной футболке пытался открыть дверь своего «Феррари». Естественно, не глядя по сторонам и ни на кого не обращая внимания.

— Привет, — похлопал его по плечу Заремба. Тот вздрогнул и обернулся, а когда узрел перед самым носом распахнутую чёрную пасть и острые треугольные зубы, отшатнулся назад и прильнул к машине спиной.

— Нет… нет, не надо!..

●

…Через пару минут они уже неслись по пустому шоссе в сторону, прямо противоположную той, где Заремба видел Надежду. А ещё через пару минут им пришлось круто развернуться назад — машина едва не врезалась в БТР, перегородивший дорогу.

— Чёрт! Чёрт, чёрт, дьявол! — прокричал вампир, саданув кулаком по рулю. — Всё перекрыто! Всё, кроме той чёртовой улицы, где нас ждёт эта чёртова курва!

Похоже, встречи было не избежать. То ли военные попросту не успели оцепить тот квартал, то ли в этом была заслуга всесильного и чертовски хитрого Зонненменьша, но унтер готов был поклясться, что не видел там даже полицейских машин, не говоря уже о солдатах. Конечно, за десять минут что-то могло и измениться, но попытка была не пыткой. Надо было прорываться.

●

Надежда слушала голос фон Зонненменьша и наотрез отказывалась верить собственным ушам. Что это ещё за вздор? Кого там якобы чувствует Густав? Кем он себя вообще вообразил? Да беснующаяся толпа его прихлопнет в секунду, как отважного маленького комарика из детского стишка, и даже муха-цокотуха в её лице ничем не сможет помочь, – не жечь же заживо людей, чьи мозги какой-то паучок-старичок оплёл своей паутиной!

Одна мысль не давала гостье из прошлого покоя с того самого мгновения, когда она услышала первые выстрелы и отчаянные крики. На что, собственно, рассчитывал жирный паранормалик, устраивая это кошмарное побоище? Надежда хорошо представляла себе, каких затрат ментальной энергии требует столь массовое внушение, и понимала, что беглый старший майор ГУГБ НКВД просто физически не сможет подогревать ярость толпы сколько-нибудь долго. Пять, десять, ну, много — пятнадцать минут, и люди очнутся от наведённого морока, а Семён окажется не в силах выговорить слово «мама». Сам толстяк, надо думать, это тоже прекрасно сознавал. Толпа бесноватых при определённом везении могла успеть пробиться через охрану министров и уничтожить Комитет – но ведь могла и не успеть; Самуил же Воозович определённо сделан не из такого материала, чтобы полагаться на случайность. Всё это выглядело очень странно…

Напряжённые размышления Надежды прервал ударивший в заднее стекло лимузина булыжник – не пробивший, разумеется, и даже не поцарапавший затемнённую почти дочерна зеркальную поверхность, тут бы и противотанковой пушке пришлось здорово постараться. Водитель Эрих заложил широкий вираж, разворачивая машину бортом к надвигающейся с грозным рёвом группе преследователей, чтобы прикрыть тушей «мерседеса» высадку Надежды, а заодно и Густава (посольский «майбах» толстой шкурой похвастаться не мог) – и вовремя: по броне лимузина с отвратительным визгом скользнуло несколько пуль. Майор Урс высыпался из машины следом за Шульцем, а за ним – Барбье, самым бесстыжим образом пропустивший мимо ушей приказ оставаться за рулём. В результате охотников на нечисть стало четверо, а столкнуться им предстояло с примерно вдесятеро большей толпой существ, имевших в настоящий момент разве что сугубо анатомическое сходство с людьми.

— Не стрелять! – предупредила Надежда. На кончиках её пальцев замерцали разгорающиеся белые искорки, движение обожжённой ладони обозначило возникновение раскалённого защитного барьера, уже знакомого Густаву и швейцарским орлам по стычке в аэропорту. Повернувшись к водителю, гостья из прошлого внимательно всмотрелась в его лицо. Молодой человек выглядел так, словно сию секунду проглотил острую иголку и теперь с тревогой, но и с некоторым интересом прислушивается к собственным ощущениям, пытаясь отследить её путь по пищеводу.

— Так что вы имели в виду, Густав, когда сказали фон Зонненменьшу «я его чувствую»?

Густав не знал, что ответить хозяйке. В его голове даже не возникало никаких образов — по крайней мере таких, какие он бы смог объяснить словами. Казалось, что под черепной коробкой водителя включился некий радар, на котором красными точками были отмечены нелюди. Не слишком много, но всё-таки больше, чем он мог бы себе вообразить в этом маленьком тесном квартале.

«И так они жили тысячелетиями, — поражённо подумал он. — Прятались среди нас, а мы и представить себе не могли… Ну и дела!»

Одна из точек словно была чуть больше других — на самом деле, она просто была ему больше знакома. Даже несмотря на лётное поле, что разделяло их тогда, в первый раз, он смог сохранить у себя в памяти его образ. Невольно, конечно же, но образ этот теперь подавал сигнал. Откликался. Обозначал координаты…

— Они движутся, — проговорил парень, массируя виски кончиками пальцев. Он не был уверен, что это поможет против внезапно начавшегося лёгкого головокружения, но в фильмах псайкеры часто так делали. Что ж, если у него решили тоже прорезаться чудесные способности, стоило научиться поддерживать имидж. — Очень быстро движутся в нашу сторону. Наверное, нарвались на блокпост и решили попытать счастья. Будут здесь минуты через две.

Он выхватил пистолет и передёрнул затвор.

— Учитывая то, что я знаю о вампирах… то есть, ничего… нам очень повезёт, если он не успел до драки перекусить.

Этот удивительно долгий ноябрьский день уже преподнес гостье из прошлого столько всяческих сюрпризов, что Надежда, кажется, несколько отупела от переизбытка впечатлений. Или, может быть, все её мысли и чувства до такой степени замкнулись на предстоящей схватке с толстым Бриком и его подручным, что для всего прочего ни в голове, ни в сердце просто не осталось места. Так или иначе, но известие о внезапно открывшемся у Шульца таланте Надежда восприняла с полнейшим спокойствием, если не сказать, с безразличием – чему позже и сама изрядно удивлялась.

— Спасибо за информацию, Густав, — вот и всё, что она сказала.

В следующий миг один из бесноватых – судя по форме, полицейский, — вскинул автомат и, захлёбываясь каким-то первобытным, полузвериным воинственным кличем, выпустил длинную, на весь магазин, очередь. Пули врезались в тепловую преграду и бесследно испарились. Та же судьба постигла и засвистевшие в воздухе булыжники – они мгновенно раскалялись добела и таяли, словно снежки на горячей сковородке. Увы, это не заставило спятившую толпу остановиться или хотя бы замедлить бег – безумцы, переполненные жаждой убийства, по-прежнему тупо рвались вперёд, выкатив налитые кровью глаза без проблеска разума. Еще несколько секунд – и передний ряд нападающих войдёт в такую безобидную на вид стену воздуха, чуть колеблющегося от адского жара…

— Стойте! Назад! – отчаянно закричала Надежда. – Куда, идиоты?! Сгорите!

Ответом ей были, как говорится, ноль внимания и кило презрения – презрения свихнувшихся к неизбежному превращению в пепел.

— Огонь по конечностям, — негромко приказал Урс. Трое мужчин, укрывшихся за чёрно-серебристой тушей «майбаха», вскинули пистолеты.

— Не стрелять! – Надежда взмахнула рукой. Защитный экран исчез. От протянутых рук толпы гостью из прошлого отделяло не больше пяти метров, и это расстояние быстро сокращалось.

— Вы с ума сошли?! – зарычал майор Урс. – Они Вас разорвут! Бегите!

— Фройляйн! – взревел Густав. – Мы стреляем!

— Не сметь!!! – Надежда стремительно обернулась, сверкнув обжигающим сапфировым взглядом. – Они ни в чём не виноваты! Я не позволю их уби…

Ободранные пальцы, перемазанные липкой подсыхающей кровью, вцепились в рыжие волосы Надежды, потянули, запрокидывая её голову назад. Рослый, солидного вида мужчина в замшевой крутке, с рыбьими глазами маньяка-убийцы, с торжествующим воплем схватил гостью из прошлого за горло своей лапищей.

Стрелять? Поздно, безнадёжно поздно. Густаву очень хотелось заткнуть уши и зажмуриться, чтобы не слышать неизбежного хруста шейных позвонков, не видеть, как жизнь безвозвратно ускользнёт из синих глаз.

И тут разноголосый крик спятившей толпы оборвался – так внезапно и резко, словно кто-то нажал на клавишу «стоп». Маньяк растеряно заморгал, и сразу стало видно, что глаза у него вовсе не рыбьи, а наоборот – тёплые, глуповатые и совершенно безобидные. Остальные сумасшедшие тоже принялись оглядываться с самым недоумённым видом, явно утратив всякий вкус к насилию.

— Вот и всё, — проговорила Надежда, глядя в низкое вечернее небо. – Конец безумию. Ясновельможный пан, вы не соизволите меня отпустить? — адресовалась она к своему несостоявшемуся убийце. – Обычно я не возражаю против крепких мужских объятий, но, согласитесь, ситуацию трудно назвать располагающей…

Здоровяк, кажется, не понял ни словечка, но подоспевшие швейцарцы решительно выдернули Надежду из его лап. Невозмутимый голубой взгляд гостьи из прошлого сфокусировался на Густаве.

— Ну, знаете, фройляйн… — пробормотал он, не зная, чего ему хотелось бы больше – напуститься ли, презрев половое и возрастное несовпадения, на рыжую сумасбродку со словами, подтверждающими природную грубость германского народа, прижать ли её к себе покрепче и никогда никуда не отпускать или же последовательно проделать обе процедуры. Должно быть, эти сомнения довольно ясно выписались на лице молодого человека, потому что Надежда вдруг улыбнулась и сказала:

— Я ведь предупреждала, Густав, что со мной непросто иметь дело. Впрочем, должна признать, — у Вас отлично получается. А теперь, господа, — она перевела взгляд на Урса и Барбье, — давайте приготовимся и как следует встретим настоящего противника.

— С пистолетиками против вампира? — усомнился майор Урс. — Вполне в русских традициях. Кажется, фройляйн Ефимовская, у Вас на родине это называется «пасть смертью храбрых»?

— Зачем же с пистолетиками, — пожала плечами Надежда. — Мы с Густавом припасли для такого случая кое-что получше.

Новоявленный паранормалик быстро достал из багажника «майбаха» камуфляжную сумку, привезённую из Берна, открыл её и извлёк на свет Божий два пятьсот пятьдесят шестых «зиг-зауэра», полностью снаряженных и готовых к стрельбе.

— Прошу, господа офицеры, — нарочито приказчичьим голосом произнёс он. — Для себя брали. Фирма солидная, знаменитое швейцарское качество. Останетесь довольны. Только побыстрее, — добавил он уже серьёзно. — В нашем распоряжении всего секунд двадцать, не больше, они вот-вот появятся…