Э П И Л О Г

1

Покрытые масляными разводами волны Вислы устало облизывали крошечную, забытую Богом и людьми пристань. Противоположный берег сиял разноцветными огнями, и их радужные переливы блуждали по чёрной воде. По железнодорожному мосту, похожему на костистый хребет динозавра, прогрохотала яркая лента пассажирского поезда.

— Что-то вы долго, герр фон Зонненменьш, — проронил Густав.

— Технические накладки, знаете ли, герр Шульц, — председатель Комитета, зябко кутаясь в долгополое кашемировое пальто цвета беззвёздной ночи, опустился на холодную каменную скамью рядом с молодым человеком. – Пробки, сбежавший экстрасенс, ядерный взрыв в центре города… не захочешь, да опоздаешь. Кстати, о бомбе. Американское изделие, из самых новых, «сверхчистая», так что хотя бы о радиоактивном заражении можно не беспокоиться. Президент США уже принёс соболезнования и обещал провести самое тщательное расследование.

— А что поляки? – вяло осведомился Густав.

— Утверждают, что это – российская провокация, — пожал плечами фон Зонненменьш.

— А русские, конечно, говорят, что это – польская подстава, — хмыкнул Густав.

— Вы уверены, что не хотите поработать в аналитическом отделе Комитета? – уточнил старик.

— Да где уж нам уж выйти замуж, — фыркнул Густав, — мы уж так уж как-нибудь…

— Была бы честь предложена, — пожал плечами экс-министр.

— А Брик?

— А что Брик… — вздохнул старец. — Если уж он удрал с Лубянки в тридцать восьмом году, то что ему стоит выбраться из Варшавы. Пропал один из автомобилей медицинской службы вместе с водителем и санитаром. Ищем, — последнее слово фон Зонненменьш произнёс таким тоном, что стало ясно: не слишком-то он верит в успех этих поисков. – Между прочим, вам не кажется, что тут не самое подходящее место для этого?

Это представляло собой сверкающую белоснежную сферу диаметром примерно два метра, парящую над сырым тёмным гранитом пристани в ореоле лёгкой голубоватой дымки.

— Яйцо Феникса, — констатировал фон Зонненменьш. — Надо же, а я, знаете ли, думал, что такое бывает только в сказках. Вот так и возникают нездоровые сенсации. Мои люди перевезут это… в общем, туда, куда мы с вами, герр Шульц, сейчас направимся.

— Мы? – переспросил Густав.

— Конечно, — подтвердил фон Зонненменьш. – Приказ о вашем зачислении в оперативный отдел Комитета уже подписан. И ещё мне кажется, что наша гостья из прошлого, — он кивнул на яйцо, — будет рада снова увидеть вас.

Четыре крепких бойца в чёрной униформе аккуратно подхватили белую сферу. На набережной их ожидал чудовищный восемнадцатиколёсный грузовик, вид которого мог заставить разрыдаться от зависти всю съёмочную группу блокбастера «Универсальный солдат». Этого монстра оберегали два новёхоньких серых «Страйкера» — один в противотанковом оснащении, другой – в противопехотном.

— Я вот о чём думаю, герр Шульц, — сказал фон Зонненменьш, поднимаясь с лавки. – Как вы думаете, она вылупится голышом?

Челюсть Густава с негромким стуком упала на мокрый гранит.

— Только не говорите, что вам это совсем неинтересно, — усмехнулся председатель Комитета.

2

«Выше! Ещё выше и быстрее! Нет. Не могу. Крылья не держат. Пламя больше не согревает. Я точно знаю: стоит мне остыть – и я умру. Чей это пронзительный крик? Неужели мой? Внизу – разлив электических огней. Нет. Не здесь. Дальше! Ещё немного! Ещё! Я же сильная, я смогу! Зеркальная лента реки. Пересечь её. Крошечный чёрный пятачок на набережной. Да. Сюда. Тут завершится мой полёт.

И моя жизнь.

Нет. Не МОЯ. Закончится жизнь восхитительно могучей и прекрасной птицы, сотканной из ярчайшего небесного огня. МОЯ жизнь завершилась раньше, чтобы это создание могло появиться на свет…

…а теперь…

…МОЯ жизнь…

…начинается…

…ещё раз».

Надежда открыла глаза.

3

Папка с наклейкой «Международный Комитет по делам нечеловеческих рас» тихо захлопнулась и исчезла в ящике стола. Вице-майор Джулиано закрыл глаза и удовлетворённо улыбнулся. Где-то в углу бубнил старенький телевизор — всех местных журналюг буквально разрывало от сознания того, что мир в очередной раз чуть не перевернулся с ног на голову. Чуть?.. Командор тихо хмыкнул себе под нос. Смешно же. Ведь, может статься, именно он и не позволил ему перевернуться.

— Говорят, Зонненменьша там не было, — проговорила чёрная тень за спиной командора. — Значит, Комитет соберётся вновь.

— Не страшно, — махнул рукой Джулиано. — Теперь это будет уже другой Комитет, и люди там будут другие. Мы одним махом пришлёпнули всех, кто симпатизировал доктору Кроуду, и значит, Энску пока ничто не грозит. Мы выиграли полгода, может, год. Всё идёт строго согласно плану. Кстати говоря, тебя не должно здесь быть. Исчезни. У тебя ещё масса дел там, в лесу.

— Как вам угодно, mein kommander, — Погонщик неслышно скрылся из кабинета, на ходу натягивая серый противогаз. В дверях он на пару мгновений затормозил, едва не столкнувшись с Семёном Бриком. Молча взглянув друг другу в глаза, псайкеры разминулись.

— Добро пожаловать обратно, tovarisch, — Винсент поднялся и, чуть перегнувшись через стол, протянул руку Брику. — Как себя чувствуете в роли террориста номер один? Обычно я не избираю столь сложные миссии в качестве… проверки на профпригодность для новобранцев, но ваше досье с самого начала показалось мне впечатляющим. Я знал, что вы справитесь, и вы справились.

Он вновь устроился в кресле и, развернувшись к паранормалику в профиль, задумчиво воззрился в окно. Там чёрные облака клочьями проплывали на фоне гигантской жирной луны, и луна ухмылялась в ответ командору.

Семён Воозович приложил руку ко лбу, где в иных обстоятельствах долженствовал быть козырёк.

— Служу Коалиции, — просто отчеканил он.

— Как вы находите наш двадцать первый век, герр Брик? — вопросил командор чуть насмешливо.

— Безумное время, — очень серьёзно отвечал псайкер, но тут же позволил себе улыбнуться в ответ. — Впрочем, как и моё. Рад, что есть в этом мире вещи, с годами только растущие в цене и, таки, в качестве.

— Такие, как Бесконечная Война?

— Пожалуй, что и она, герр Джулиано. Но я себе немножечко думаю, не все в этих Где и Когда разделяют наш с вами восторг.

4

Электронный замок негромко пискнул, подмигнув зелёным глазком. Массивные дубовые двери президентских апартаментов лучшего бернского отеля отворились.

Шторы были опущены, и в номере царил полумрак, который едва разбавлял мерцающий свет громадной плазменной панели. На растерзанной постели валялись домашняя туфля на правую ногу и пустая бутылка из-под Hennessy. Другой сосуд с живительной влагой, опорожненный на треть, стоял на маленьком журнальном столике. Кроме бутылки, на нём имелся целый ворох DVD-дисков с документальными фильмами и образовательными программами по истории. Рядом с этой сокровищницей знаний скромно притулилась покрытая очень красивыми, в восточном вкусе, узорами коробка из лакированного дерева, при взгляде на содержимое которой Густаву стало не по себе: в сером поролоновом гнезде покоился пистолет «Феникс-3000Т», дорогущее изделие швейцарских оружейников, подлинное произведение искусства из серебристо-дымчатой дамасской стали.

Надежда в алой шёлковой пижаме, расшитой пышными чёрными хризантемами и радужными райскими птицами, расположилась в глубоком кресле перед столиком. В ладонях она сжимала бокал с виски. Рыжие волосы, не первый день тоскующие по расчёске, падали на болезненно-бледное лицо унылыми спутанными прядями. Под глазами залегли лиловые полукружья, лоб изрезали хмурые морщинки.

На экране ликующая толпа, запрудившая площадь Дзержинского, накидывала связанную из троса петлю на шею Железному Феликсу. Звук был выключен, и оттого эта картина приобретала какой-то сюрреалистический оттенок.

— Между прочим, на табличке ясно написано: «Не беспокоить», — тихо произнесла Надежда, уставившись в телевизор. – Закройте дверь с той стороны.

— И не подумаю, фройляйн, — ответил Густав. – Вы уже третий день не выходите из номера.

— Не обижайтесь, Густав, но я сейчас никого не хочу видеть. И вас в том числе. Уходите. Пожалуйста.

Теперь в телевизоре распахнулась панорама Кремля, над которым реял бело-сине-красный российский флаг.

Герр Шульц взял из разорённого бара бокал, потянулся за бутылкой, перегнувшись через спинку кресла и заглянув при этом Надежде в лицо. Ничего в этой женщине сейчас не осталось от обжигающей красоты и мощи Феникса. В глазах гостьи из прошлого ветер гонял по серой пустыне тучи остывшего пепла.

— Всё было напрасно, — еле слышно сказала она, глядя сквозь экран. – Никому не нужная и вдобавок неудачная погоня за изменником Родины… которую собственные дети убили двадцать лет назад. За бутерброд с копчёной колбасой и американские штаны, пошитые в Китае. А я-то вправду думала, что увижу золотой век. Добрых и мудрых людей, живущих при коммунизме. Хрустальные дворцы. Яблони на Марсе. Нас ведь учили, что самое большое счастье – посвятить жизнь борьбе за лучшее завтра. И мы очень-очень в это верили, мы так старались, работали и дрались ради счастья будущих поколений. А будущие поколения…

Голос Надежды упал до совсем уже неразличимого шёпота. Густав единым духом проглотил содержимое своего бокала. Видеть повелительницу пламени такой было невыносимо. Уж лучше бы она криком кричала в пьяной истерике, плакала навзрыд или даже кидалась огненными шарами… чёрт возьми, да что угодно было бы лучше этого тупого погасшего взгляда и тихого бормотания!

— У вас, Густав, сейчас такое лицо, словно это вы пережили крушение всей жизни, а не я, — продолжала Надежда тем же размеренным тусклым голосом, пригубив виски. – Этого не нужно. Лучше выпейте ещё. А потом уходите. Я уверена, работа в Комитете придется вам по нраву. Для вас всё самое интересное только начинается, Густав.

— А для вас, фройляйн, что – всё уже закончилось? – не выдержал Густав. – Погибнуть в драке с вампиром, вернуться с того света, уцелеть при ядерном взрыве, потом опять умереть и снова воскреснуть – и для того только, чтобы своей же рукой загнать себе пулю в голову! Вот это я понимаю – женская логика! А Брик пускай гуляет на свободе, глядишь, ещё чего-нибудь взорвёт, да?

— Меня это больше не волнует, — ни на йоту не меняя тона, сказала Надежда. – Меня ничего уже не волнует. Это ваш мир, а не мой. Мне здесь не за что бороться. Меня тут вообще не должно быть. Впрочем, это поправимо. Я вам очень благодарна за всё, что вы для меня сделали, Густав. Ступайте. Хватит разговоров.

— Ну, уж нет, фройляйн! Я, правда, говорить красиво не умею. Надо же, придумали – крушение всей жизни! Стреляться затеяли! Это вам товарищ Сталин так мозги промыл, что теперь без советской власти и жить незачем? А кто защитит людей от Брика и таких, как он?

— Людей, — эхом отозвалась Надежда, и у Густава аж дух захватило – столько в её шёпоте было безысходной злости и тоскливого отвращения. – Каких людей, Густав? Равнодушных глупых скотов, променявших марсианские яблоки на полную кормушку помоев? Умненьких предателей, сдавших в утиль мою страну и растащивших вырученные деньги? Или капиталистических свиней, которые искренне радовались и аплодировали убийству Советского Союза? Это их вы мне предлагаете защищать, Густав? Так вот — они вполне заслужили всё то, что Брик с ними уже сотворил и ещё сотворит. Со скотами и обращение скотское.

Терпение герра Шульца лопнуло. Он размашисто шагнул к столику и схватил пистолет.

— А знаешь… — рукояткой вперёд он сунул «Феникс» Надежде в руки так резко, что она выронила бокал. – Держи. Стреляйся. А то ты прямо на глазах превращаешься в такую же нечеловеческую мразь, как твой Брик: уже людей за скотов держишь. Хорошая будет парочка…

В тишине апартаментов пощёчина громыхнула как пушечный выстрел. Ороговевшие когти вспороли кожу на левой скуле Густава. Брызнула кровь.

— Что ты сказал?! — процедила Надежда. Апатию её словно рукой сняло – распрямившейся тугой пружиной она поднялась с кресла и пошла на отступающего молодого человека. В глазах гостьи из прошлого быстро разгоралось сапфировое пламя. Герр Шульц схлопотал ещё две весьма болезненные оплеухи, прежде чем сумел, наконец, перехватить обожжённую длань хозяйки. С левой рукой вышло проще — правая щека Густава обзавелась только одной багровой отметиной.

— Отпусти, — зашипела Надежда, вырываясь. – Хам трамвайный!

— От истерички слышу!

— Отпусти руку! Я тебя сожгу!

— Ты всё обещаешь.

— Отпусти… ну, отпусти же…

— Никогда… и никуда… я тебя… больше… не отпущу.

Чёрт знает, почему так вышло, только каждая новая фраза и Надежды, и Густава неукоснительно звучала тоном ниже предыдущей, и злобные выкрики очень быстро превратились в интимный шёпот.

— Пусти… дурак…

— Ага. Круглый. Ну как, передумала стреляться, ты, проклятая коммунистическая безбожница?

— Пока даже и не знаю. Постарайся меня… разубедить…

— Какая же ты стерва.

— А разве я тебя не предупреждала?

— Зато с тобой интересно.

— М-м-м, ты и не догадываешься, насколько со мной может быть интересно…

Скомканная пижама упала на пышный персидский ковёр, составив компанию ненужному уже пистолету.

5

— Превосходный кофе, — оценил Генрих фон Зонненменьш. – Однако к делу, фройляйн Ефимовская.

— Я внимательно вас слушаю, господин председатель, — кивнула Надежда.

Этот разговор происходил в том же ресторане, где чуть больше недели назад гостья из прошлого впервые завтракала со своим шофёром. Помнится, утром того памятного дня в Варшаве бросился под машину отставной чиновник мэрии, днём в аэропорту имени Фредерика Шопена странным образом выгорел ветхий ангар, вечером взлетел на воздух Дворец культуры и науки, а ночью на YouTube появилось изрядное число кривых любительских кадров, запечатлевших полёт огненной птицы на фоне варшавских пейзажей. Ролики, впрочем, быстро исчезли.

Надежда поймала своё отражение в стеклянной витрине и с удовлетворением констатировала, что выглядит на твёрдую пятёрку с большим плюсом. Продуманно-небрежная укладка, алые губы, красный брючный костюм поверх белой мужской рубашки с галстуком жёваного чёрного шёлка и блестящие лаковой кожей ботинки – образ в стиле Чикаго времён «сухого закона» был выдержан безукоризненно, даже мягкая стетсоновская шляпа с кровавой лентой небрежно валялась на столике. Для Зонненменьша, облачённого в своеобычный серый наряд, сей гангстерский шик был верхом варварства и распущенности, однако прочесть это на сухом невозмутимом лице старца не представлялось возможным категорически.

— Так вот, фройляйн, буду с вами откровенен. Я ознакомился с вашим личным делом… да-да, оно, представьте себе, так и пылилось все эти годы в архивах российского ФСБ, пока мы его не запросили… и нашёл эти материалы удовлетворительными. В высшей степени удовлетворительными. Как раз сейчас при Комитете формируется… хм… ну, назовём это подразделение группой специального назначения. Она будет подчиняться лично председателю и состоять исключительно из… — старик понизил голос до полушёпота, — …нелюдей, доказавших свою лояльность делу Комитета. Так вот, по итогам варшавских событий я предлагаю вам возглавить эту группу.

Надежда поспешно опустила взгляд, чтобы спрятать от Зонненменьша азартные голубые искорки, вспыхнувшие в её глазах.

— Это ведь наверняка будет опасная служба?

— Очень.

— Да ещё придётся всё время мотаться по миру?

— Абсолютно верно.

— Иметь дело с негодяями всех мастей…

— Непременно.

Сапфировый взор гостьи из прошлого встретился с льдисто-прозрачным взглядом старика.

— А вы умеете убеждать, господин председатель.

— Это означает «да»? – уточнил дотошный фон Зонненменьш.

— Скорее «да-да-да!» — улыбнулась Надежда.