2

Небольшой овальный конференц-зал медленно наполнялся людьми. Угрюмые мужчины среднего, старшего и даже кое-где преклонного возраста, все в одинаковых серых костюмах скучнейшего в Восточной Европе фасона и покроя, не спеша рассаживались по своим местам, негромко переговариваясь меж собой и потрясая в воздухе планшетными компьютерами, заменявшими им унылые папки с бумагами. Господин председатель изрядно запаздывал, но остальные члены Комитета по делам нелюдей были уже вполне в сборе. Кроме них, в зале не было больше никого — все остальные гости заседания, включая маленькую армию голодных журналистов, толкались в эти минуты в одном из соседних залов. Именно там должно было состояться то, что впоследствии должны будут назвать Заседанием. Туда должны были отправиться господа министры, чтобы обсуждать под прицелом камер всяческую ерунду, когда с обсуждением настоящих дел будет покончено здесь и сейчас.

Все ждали Зонненменьша. Особое нетерпение проявлял человек, лично вообще не присутствующий в зале — экран, с которого нервно щурились его хищные карие глазки, держал в руках молчаливый офицер в белоснежном костюме. Остальные участники Комитета поглядывали на офицера и на экран с открытой неприязнью.

— Алекс Кроуд, — прошептал кто-то кому-то. — Бывший глава Научного отдела АС. Известнейший садист и убийца, я вам скажу. Между прочим, его прочат в зампредседатели. Голосовать будете за него, или?..

Посреди стола, за которым пристроились в мягких креслах высокочтимые заседатели, была расстелена карта. Карта одного-единственного города, окружённого лесами и рассечённого надвое извилистой лентой реки. Она, эта карта, была утыкана разнообразнейшими флажками, вдоль и поперёк исписана пометками, изрисована стрелками и линиями разных цветов. Этот город должен был стать центральным пунктом обсуждения Комитета, но без Зонненменьша никто не решался подать первый голос. Разве что знаменитый доктор Кроуд втолковывал что-то кому-то с экрана, но и только. Однообразный же гул других голосов никак нельзя было назвать заседанием. То и дело собравшиеся бросали взгляд на свои золотые «ролексы», стрелки которых неумолимо приближались к «часу икс».

●

— Пиздец, — обречённо высказался Заремба.

— Вы совершенно правы, коллега, — кивнул Семён, с опаской поглядывая на Мэтта и его ствол. Солдат под взглядом паранормалика явно чувствовал себя неуютно. – Точнее и не…

— Лучше заткнись, жиртрест, — процедил Кларк, щёлкнув предохранителем. – И не смотри так на меня. Не знаю уж, что ты там сделал с Вацлавом и с теми парнями на перекрёстке, но со мной твои штучки-дрючки не проканают. Верно, пан Туск?

— Я полагаю, что наш достопочтенный друг-коммерсант использует свой голос как оружие гипнотического свойства, — просипел командир, подходя ближе. – Так что для нас и впрямь будет лучше, если он помолчит. Вот так… — осторожно наклонившись к Семёну, он крепко-накрепко завязал ему рот грязной тряпицей. Семён эту операцию перенёс стоически – не вздрогнул, не проронил и капли пота, хотя мысленно уже читал отходную молитву и готовился предстать перед лицом ветхозаветного Господа, буде как он и впрямь существует. Марксистско-ленинская теория на сей счёт давала не слишком оптимистические разъяснения.

— Почему мы просто их не пристрелим, пан Туск? – Мэтт теперь целился в Зарембу, предусмотрительно держась от него в паре десятков метров. Нечего было и думать, чтобы достать его в прыжке, а лезть на лысого хренделя вампир опасался. По крайней мере, пока их положение не стало совсем уж отчаянным.

— Глупец, — старлей заглянул Семёну в глаза. Ответом ему был безжалостный и холодный взор бывшего палача из НКВД. – Он будет куда полезнее нам живым. Армия Света нуждается в ком-то вроде него – в ком-то, кто поможет МНЕ снова её сплотить. С помощью этого нелюдя я разъясню всем нашим уважаемым коллегам, что единственный путь к победе над Нечеловечеством…

Заремба устало закатил глаза. Ну вот, приехали! Мудрый защитник Добра, боевой эсктрасенс-ветеран, изуродованный в бесчисленных схватках с энскими чудищами… обернулся самой обычной властолюбивой гнусью, жаждущей подмять под себя банды Белого города, возродить старую Армию Света и вновь погрузить мир в пучины средневекового хаоса. Типичные грёзы каждого маленького вождя, блуждающего с горсткой приверженцев среди унылых руин каэмовской цитадели. Видели таких сто раз. Видели и побивали. Но чтоб так глупо попасться…

«Повезло тебе, лысый. Я был о тебе лучшего мнения, но… повезло-о!»

Мэттью, похоже, внезапные откровения командира тоже не пришлись по душе. Он отступил на пару шагов и непонимающе повёл подбородком. Его яркая, бравурно-алая аура окрасилась в тёмно-бордовый. Он перевёл взгляд с Зарембы на Туска.

— Это что ещё за новости, шеф? Тащить их с собой обратно? После того, как они убили Вацлава и едва не убили нас?

— Вампира можете пристрелить, таких на каждом перекрёстке пруд пруди. А толстяка мы найдём, как использовать. – Старший лейтенант просто-таки упивался своей великолепной идеей. – Мы будем собирать митинги в поддержку АС, многотысячные парады, факельные шествия… Мы убедим всех банкиров отдать нам свои сбережения, у нас будет флот, у нас будут авианосцы! Можно вшить ему в горло «жучок» или даже навесить ошейник с взрывателем, чтобы он не вздумал сбежать, не обернул свой дар против нас…

— Прости, но нет. Я на это не подписывался.

— Что? – поперхнулся паранормалик.

— Я на это не подписывался, шеф, — мрачно промолвил Мэттью и… медленно направил пистолет на старлея. – Раймонд Туск, именем человечества ты арестован за предательство и попытку диверсии. Нелюди ни в какой Энск не поедут – они будут казнены здесь и сейчас, а тебя я передам прямёхонько в руки Комитета. Извини, но долг превыше всего.

— Ты не понимаешь, щенок… — прошипел псайкер.

— Плевать я хотел на твоё понимание, командир. Кончай этих двоих сейчас же, или я пристрелю тебя первым. Считаю до трёх. Раз… два…

Ммм… ммм-мм-м… ммм… ммм-мм-м…

«Мелодия!» – потрясённо осознал Заремба. Да-да, позабытый всеми Семён Воозович, скромно усевшись в сторонке с кляпом во рту, уже минут пять тихо мурлыкал себе под нос какую-то бессмысленную детскую песенку. И с каждым звуком, с каждым новым аккордом тёмные щупальца распускались вокруг него диковинной хищной актинией, забираясь в мозг Мэттью Кларка, такой податливый, такой мягкий, что это было даже неинтересно…

— ТРИ!!!

●

Генрих фон Зонненменьш ненавидел опаздывать. Ещё больше он ненавидел, когда его отвлекали по пустякам. Особенно же ненавидел он, когда кто-то названивал ему прямо в машину и настойчиво требовал остановиться чуть ли не прямо посреди дороги. Не просил, нет – именно требовал, едва ли не угрожал. Телефонная трубка горланила во всю мочь, только что слюной не брызгала председателю в ухо. Нет, этого наглеца — или, по крайней мере, его карьеру – вне всяких сомнений, ждала скорая и неотвратимая гибель. Но это потом. Сейчас следовало наглеца хотя бы выслушать, тем паче, что звонок шёл по защищённой линии, а ведь она на то и защищённая, чтобы по ней не трезвонил кто попало, верно? Значит, звонящий был не кем попало, и стоило дать ему шанс.

— Глуши мотор, — проворчал председатель своему шофёру, и их лимузин медленно, словно бы нехотя остановился, прижавшись к обочине. А прямо за ним притормозила ещё одна машина. Чёрный «дипломатический» «майбах», смутно знакомый герру министру по прошлым визитам в Варшаву. Батеньки, да ведь это орлы из швейцарского посольства! Только что им могло потребоваться от него сейчас, как раз в те минуты, когда он едет перекраивать мир и решать вопросы международной важности!? Не-ет, их проблема должна быть воистину экстраординарной, иначе и этим бравым воякам, и их непосредственному начальству очень, ОЧЕНЬ не поздоровится.

— Я. Вас. Слушаю, — проскрежетал Зонненменьш, опуская на пару сантиметров бронестекло, когда в поле его зрения вплыли Барбье и Урс.

— Господин министр, — взволнованно выпалил Барбье… или Урс? Престарелый политик в упор не помнил, кто из них кто. — Я думаю, вам стоит срочно выслушать одного человека. Она в нашей машине и, кажется, уже пришла в себя.

— Выслушать? Здесь, на проезжей части? — Зонненменьш возмущённо фыркнул. — Простите, господа, но я страшно спешу. Если вы не в курсе, у меня важное…

— Нет-нет! — Орлы всё не сдавались. — Речь идёт о вашей безопасности! А может быть, и о национальной! Нелюди хотят…

— Нелюди? — встрепенулся министр, услышав волшебное слово. — А вот это уже в корне меняет дело. С этого и следовало начинать. Показывайте вашего таинственного незнакомца, — он вышел из машины и довольно бесцеремонно заглянул в «майбах», где Надежде составляли компанию Густав и нашатырный спирт.

●

Иосиф Виссарионович неспешно прошёлся вдоль дубового стола, массивность которого заставляла вспомнить древнеегипетские гробницы, а длина наводила на мысли о взлётно-посадочных полосах современных аэродромов. Густой ворс ковра впитывал звук шагов без остатка, так что товарищ Сталин двигался абсолютно бесшумно – точно хищник, подкрадывающийся к добыче. Правда, в данном конкретном случае особого мастерства от хищника не требовалось – потенциальная жертва сама пожирала охотника взглядом, в котором явно сквозила готовность по первому же его знаку перегрызть собственное горло.

— Товарищ Ефимовская, — раздался в тишине кремлёвского кабинета обманчиво мягкий голос с сильным грузинским акцентом. – Вы сознаёте, какую оплошность допустили, позволив Брику скрыться?

— Так точно, товарищ Сталин, — хрипло выдавила Надежда.

— Политбюро считает, что вы проявили вопиющую некомпетентность, граничащую с преступной халатностью и категорически не совместимую с высоким званием специального посланника Центрального Комитета ВКП(б).

— Так точно, товарищ Сталин, — голос Феникса упал до шёпота.

— Вы, товарищ Ефимовская, совершили почти что самую большую из всех возможных ошибок: вы недооценили врага. Страшнее этого может быть только одно – переоценить друга.

— Так точно, товарищ Сталин… — Надежда опустила голову, явственно ощущая в ямочке под затылком давящее прикосновение холодного пистолетного ствола.

— Что вы там, на ковре, такое интересное увидели, товарищ Ефимовская? Посмотрите товарищу Сталину в глаза!

Пылающий голубой взгляд скрестился с непроницаемым золотисто-карим. Две воли столкнулись в оглушительной тишине кабинета, которая, казалось, вот-вот взорвётся шипящими фонтанами желто-синих искр… но тут лицо товарища Сталина прорезала улыбка – словно в монолитной глыбе крепчайшего гранита обозначилась трещина.

— О человеке, товарищ Ефимовская, надо судить не по тому, совершает он ошибки или же нет, — произнёс Иосиф Виссарионович. – А по тому, КАК он реагирует на собственные ошибки. Запомни это хорошенько, дочка.

Глаза Надежды изумлённо округлились.

— Ты – сильная, дочка, — Вождь опустился на стул с высокой резной спинкой, положил на столешницу странно маленькие, расчерченные набухшими венами руки. – Я говорю не о твоих фокусах с огнём, хотя и они тоже впечатляют. Только по-настоящему сильным людям иногда даётся шанс исправить свою ошибку – слишком уж высока цена. Ты готова её заплатить? Хочешь воспользоваться своим шансом?

— Да! – вырвалось у Надежды…

●

— …Что – «да»? – осведомился скрипучий, брюзгливого тембра мужской голос, вырвавший Надежду из непроглядных глубин сна. Струя нашатырной вони выбила из её головы осколки бритвенных лезвий, так недавно полосовавших мозг.

Открыв глаза, гостья из прошлого обнаружила себя полулежащей на заднем сиденье какого-то просторного автомобиля. Голова Надежды покоилась на коленях Густава, который настойчиво совал ей под нос пузырёк с нашатырём. Дверца машины была распахнута настежь, и на фройляйн Ефимовскую неодобрительно взирал пожилой мужчина, высокий и сухой, в солидном кашемировом пальто поверх скучного, хотя и очень хорошо пошитого серого костюма. Взгляд сурового старца скользнул по ногам Надежды, отчётливо давая понять, что её юбка обрывается как минимум на метр выше, нежели то было бы прилично по его понятиям.

— Мое имя – Генрих фон Зонненменьш, бывший министр внутренних дел Германии и председатель Международного Комитета по делам нечеловеческих рас. Ваши спутники, фройляйн, пытаются убедить меня, что вы располагаете ценной информацией о происках нелюдей. — Голос фон Зонненменьша ассоциировался у Надежды с посвистом ветра над бесплодной песчаной пустыней. – Я от всей души надеюсь, что так оно и есть, потому что по их – и вашей, фройляйн, — милости я опаздываю на чрезвычайно важное мероприятие. Итак?

Внутри у Надежды словно распрямилась стальная пружина – так резко она подскочила, вперившись пронзительным голубым взором в выцветшие полупрозрачные глаза фон Зонненменьша.

— Господин председатель, меня зовут Надежда Ефимовская. Я… нелюдь. Пирокинетик, — в доказательство своих слов Феникс растопырила пальцы на правой руке и заставила их кончики вспыхнуть багровым пламенем. Как бы хорошо ни владел собой фон Зонненменьш, от Надежды не укрылась скользнувшая по его иссохшему лицу гримаса отвращения. Она тяжело вздохнула. – Если можете, поверьте – я не желаю вам зла, наоборот, хочу остановить очень опасного паранормалика, для которого люди – просто игрушки, марионетки, пыль под ногами… Он прямо сейчас орудует в Варшаве. Этот мерзавец способен подчинять окружающих своей воле, причём очень ловко и совершенно незаметно. Его сопровождает вампир – здоровенная каланча, видимо, играет роль телохранителя. Мы столкнулись с ними в аэропорту, попытались… остановить их, но они сбежали через подземный ход, по тайной ветке метро. У них при себе были автоматы и большая, очень тяжёлая сумка. Это всё, что мне известно, — заключила Надежда. – Рискну предположить, что их появление в Варшаве может быть как-то связано с тем самым мероприятием, о котором вы упоминали, герр фон Зонненменьш…

В продолжении монолога Феникса герр председатель молча кивал и изредка хмыкал, не разжимая губ. Когда она закончила, он нахмурился и поглядел куда-то вдаль — туда, где, по его прикидкам, должен был находиться Дворец культуры. Не его ли шпиль виднеется там, за домами?.. Затем он вновь обратил свой взор на эту Надежду-как-её-там, вздумавшую свалиться на его голову как раз сейчас и поломать к чертям весь распорядок дня. Какие-то вампиры, паранормалики… Конечно же, Зонненменьш верил каждому слову из рассказа девушки — наверняка швейцарцы тщательно всё проверили и перепроверили, прежде чем морочить ему голову пустяками. Его раздражало другое — не успев даже толком созвать Комитет, он должен разбираться с пресловутыми делами нечеловеческих рас. Тёмными были эти дела, ох тёмными. Вампиры в других-то и не участвуют.

— Эрих, — бросил он шофёру, стоявшему сзади молчаливой тенью. — Разузнай немедленно, куда ведёт заброшенная ветка, о которой говорит госпожа… Ефимовская. А вы, — министр обратился вновь к Надежде, позволив своим тонким сухим губам дрогнуть в снисходительной улыбке, — кажется, серьёзно истощены. Я сейчас направляюсь во Дворец культуры, и если у вас нет других планов на этот вечер, можете поехать со мной. По дороге расскажете про этого вашего любителя марионеток, а заодно и про себя. Не бойтесь, мы не АС, — он предостерегающе поднял руку. — Мы не вздёрнем вас лишь за то, что вы — не такая как все. Во всяком случае, моя машина тесновата для виселицы. Эрих! Ты там закончил?

— Ещё пару минут, герр фон Зонненменьш! — шофёр сосредоточенно возился с планшетным компьютером, плечом прижимая к уху телефон. — В мэрии всё ищут какого-то Мнишека…

— По дороге, всё по дороге, — отрезал министр. — Садитесь, прошу вас. Ваши коллеги, — он кивнул на Густава и посольских, — могут ехать следом. Простите уж за эту суету, но я действительно страшно опаздываю.

●

Заремба потрясённо смотрел на пулю. Маленький кусочек чистого серебра, медленно оборачиваясь вокруг своей оси, висел в одном-единственном сантиметре от переносицы Туска. Так близко, что тот легко мог чувствовать едва уловимый запах пороха и жар, хранимые крошечными бороздками на белом металле.

Туска трясло, высокий лоб его покрылся испариной. Он израсходовал свои последние силы, чтобы оттянуть на пару жалких секунд свой неизбежный конец. Потому что у Мэттью всё ещё был пистолет, в нём всё ещё было вдоволь патронов, и он собирался выстрелить вновь.

— Вы молодец, молодой человек, — ласково промурлыкал Семён. В суматохе он успел избавиться от кляпа и теперь сжимал в руке влажноватую грязную тряпицу. – Простите, что не обращаюсь по имени-отчеству…

— Не слушай его, — одними губами прошептал старший лейтенант. – Как ты не понимаешь…

— ЭЙ ТЫ, А НУ РУКИ ВВЕРХ! – гаркнул оперативник, круто развернувшись и вперив ствол чуть ли не в пасть бедняге унтеру, неосмотрительно дёрнувшемуся к кобуре. – Нечего со мной шутки шутить!

— Спокойно-спокойно, парень, — Заремба поспешил исполнить команду. – Я вообще никогда не шучу, из меня на редкость хреновый юморист.

— И я это категорически подтверждаю, — энергично закивал Семён, тяжело поднимаясь на ноги. – Пан Заремба, при всём моём к нему глубочайшем уважении, не способен рассмешить даже смеющуюся гиену, что уж говорить о…

— Ну пристрелите его, — прохрипел Туск. Его ментальный щит рассеялся, и пуля звякнула о бетонный пол. – Не слушайте… не слушайте…

— Вай мэ, — покачал головой паранормалик, медленно приближаясь к Кларку. Вновь ощутил, как из носа тоненькой струйкой потекла кровь. Да нет, уже вовсе не тоненькой, не струйкой даже – целым водопадом, только успевай утирать. – Смотрите, кто заговорил – предатель и опаснейший интриган! Хотели поработить Семёна Воозовича? Хотели его таланты обратить во зло? Пан солдат! – воскликнул он, драматически всплеснув руками. – Я вполне себе могу ошибаться, но похоже, настоящий бомбист, убийца и злыдень – не бедный израильский коммерсант и даже не его простодушный напарник, а самый что ни на есть ваш предводитель!

Мэтт медленно перевёл помутневший взгляд сперва на Брика, затем на Туска. Псайкер, вконец измождённый, сидел на холодных каменных плитах и не в силах был вымолвить больше ни слова. Лишь умоляюще вглядывался снизу вверх в залитое кровью лицо каэмовского паранормалика.

— Я полагаю, — продолжал тот, дружески похлопывая Кларка по плечу, — что самое время свершить правосудие точнёхонько по законам военного времени, как говаривали у меня на родине. Не на исторической, впрочем, ну да ладно… Без суда и следствия, по решению особой тройки. Чем мы не тройка с вами, юноша, а? Тройка ведь?

— Тройка-тройка! – радостно поддержал его унтер, чуть не подпрыгнув от наигранного восторга. – Ещё какая тройка, ещё какая особая!

— Утихни, тварь, — выдавил из себя Мэтт, но пистолет его, описав в воздухе длинную дугу, теперь был направлен на старшего лейтенанта Раймонда Туска. – Тройка, двойка… К чёрту вас всех. Вас и вашу Вечную Войну.

— И правильно, — кивнул Брик, утирая с лица кровавые потёки. – К чёрту нас, прямёхонько в лапы Нечистого. Сперва туда отчалит господин старший лейтенант, а затем и вы.

— Я?.. – рассеянно пробормотал Мэтт, снимая оружие с предохранителя.

— А как же ещё-то, юноша? Вы – злостный пособник террориста, вдобавок подняли бунт против собственного командования, хотите прикончить пана Туска, отпустить опаснейшего каэмовского агента… Как с вами ещё-то быть? Или вы таки спорите с особой тройкой?

— Я запутался… Подождите… Как же…

— Нечего ждать, пан солдат. Время-то нас не ждёт, вот и вам никого ждать не надо. – Псайкер возвысил голос и махнул кровавой тряпицей. – Пр-р-ривести приговор в исполнение!

●

Бетонные стены тайной правительственной станции равнодушно выслушали хлопок одиночного выстрела. И ещё один, спустя пару секунд. Затем под тяжкими сводами перрона раздались шаги, возня и взволнованная скороговорка Семёна:

— Ой-вэй, пан Заремба, ну шо вы такое делаете? Оставьте, Богом прошу, наших мёртвых друзей, где лежат! Лучше займитесь нашим бесценным грузом, пока господа заседатели не разъехались по домам. А я тем временем поведаю вам, как обещал, кое-что про нашу рыжеволосую бестию, чтобы вам было не так скучно работать с тонкой аппаратурой.

— Рассказывай уже, раз собрался, — буркнул вампир, шумно расстёгивая молнию рюкзака и извлекая оттуда пузатый ядерный снаряд. То и дело он косился на трупы, лежащие на перроне в лужах свежей крови. Туск и его верный пёс убили друг друга просто потому, что так захотел толстяк. Да уж, что ни говори, а он и впрямь оправдывал все эти жуткие слухи, что ходили о нём на станции в последние дни. Холодный, бесстрашный убийца, истинный чекист, какие видятся в страшных снах нынешним либералам… Так кто же она, эта таинственная роковая красотка, что смогла испугать грозного Самуила? Его лицо, искажённое кромешным ужасом, до сих пор стояло перед глазами Зарембы. И ему до сих пор казалось, что из тьмы тоннеля доносится едва уловимый запах гари.

— Надо вам знать, господин унтер-офицер, — со вкусом вещал тем временем Семён, — что товарищ Сталин, хоть и был себе вполне тираном и деспотом, и даже собственноручно расстрелял чуть-чуть немножечко насмерть миллиард шлемазлов из курительной трубки, но голову таки имел светлую, настоящую идишекопф, а не эту вашу вешалку для картуза. Впрочем, некоторые враги народа утверждали, что в родне Отца Народов не обошлось-таки без евреев. Это многое объясняет… В общем, товарищ Гуталин очень интересовался за нелюдей и потому поручил сперва ОГПУ, а потом НКВД поставить всякую паранормальную и нечеловеческую чертовщину на службу делу мировой революции. Вот так, на минуточку, и появился литерный отдел «М», который ваш покорный слуга имел честь возглавлять четыре года без малого, — Семён отвесил шутовской поклон. — Но товарищ Сталин никогда не стал бы товарищем Сталиным, доверяйся он карающему мечу партии. И вообще кому бы то ни было. Поэтому где-то в середине тридцатых великий Вождь затеял таки свой собственный проект с нелюдями. Под невероятно оригинальным названием «Новый человек». Секреты этой затеи Иосиф Виссарионович хранил пуще собственных усов, но за кое-что мы всё-таки узнали. Было у Вождя три сына… ой-вей, виноват, обознался — три приёмных дочери, из которых он надумал выковать подлинно советских людей, то есть наделённых сверхчеловеческими способностями борцов за светлое коммунистическое будущее. Вампиресса Оксана, оборотень Анастасия и паранормалик Надежда. За вампирессу точно не скажу, но что-то с ней не заладилось, и, по слухам, сбежала она к чёрту от Иосифа Виссарионовича к великому фюреру германской нации Адольфу Алоизовичу, который тоже был сам не свой до всякой мистики. Тот вроде бы на радостях произвёл её с ходу чуть не в штандартенфюреры СС и вдобавок подарил целый концлагерь на предмет пропитания. Ну-с, а две другие сохранили верность Отцу Родному. Надежду вы уже видели в деле, и единственное, чему мы таки можем себе порадоваться, – так это что с ней не было Анастасии, Гончей Сталина. Иначе наш с вами шпацир, господин унтер-офицер, закончился бы гораздо раньше и много печальнее…

Бесценный груз, извлечённый из рюкзака Зарембы, меж тем горделиво стоял на платформе, поблескивая в свете ламп. Вновь вампиру подумалось, что госпожа Бомба нарочно заманила его сюда, чтобы прикончить, а Семён — лишь её послушный вассал, исполнитель её чёрной воли. Они и внешне были похожи — оба маленькие, пузатые, совершенно неказистые на вид, но вампир каждой мышцей своего тела чувствовал, какие тёмные силы скрыты, спрессованы внутри них. Неуютным было такое соседство. От кого-то из них нужно было избавиться побыстрее. Хотя бы от этой треклятой Бомбы.

Бомба же продолжала стоять, как ни в чём не бывало, весело подмигивая унтеру красными огоньками индикаторов. Какой из них что обозначает, он не знал — его интересовал лишь таймер, на котором нужно было выставить достаточно времени для отхода. Полчаса? Час?.. Да, часа вполне должно было хватить.

— Эй, Бен-Гурион, — задумчиво оборвал он рассказ Брика, тыча пальцем в светящиеся кнопки. Те отзывались на тычки негромким попискиванием. — Нам ведь назад той же дорогой не вернуться, верно? Придётся переть поверху, напролом. Пробьёмся, как думаешь?

Короткий звуковой сигнал, похожий на беззаботное птичье чириканье, возвестил о начале обратного отсчёта. Процесс пошёл.

— А давайте чуть-чуть немножечко посчитаем, — живо предложил Семён, глянув в сторону лифта, темневшего у дальней стены. – Итак, Дворец культуры и науки наверняка оцеплен самое малое двумя кольцами охраны – полицией и службой безопасности. За снайперов на крышах и мобильные патрули вспоминать не будем, чтобы уже окончательно не портить себе настроение. В здании всяких-разных опогоненных тоже наверняка как тараканов на кухне у моей троюродной тётки Гуты Израилевны. Плюс официальные лица, журналисты и прочая относительно безопасная, но вполне противная сволочь. И вы ещё-таки имеете интересоваться, пробьёмся ли мы?

Жирная физиономия Семёна расползлась в улыбке:

— Ну, разумеется!

Заремба мрачно кивнул и картинно передёрнул затвор автомата:

— Ну что ж, ребе, тогда не будем терять зря времени. Пошли.